(начало)
Татьяна билась отчаянно, но силы были неравные.
Татьяна билась отчаянно, но силы были неравные.
Женщины разошлись в праведном гневе приступа острой социальной справедливости!
Как в ток-шоу Малахова!
Они стыдили, укоряли, разоблачали, призывали к совести и к покаянию.
Они стыдили, укоряли, разоблачали, призывали к совести и к покаянию.
Татьяна замолчала, машинально комкая дрожащими пальцами бумажную салфетку, и вдруг, неуклюже выйдя из-за стола, выбежала из кабинета.
Наступила тишина. Женщины сосредоточенно поглощали остывший чай.
- Может быть и правда, она о матери беспокоится? Что в этом плохого? – робко предположила Марина Сергеевна.
Марина Сергеевна не любила публичные скандалы. Интеллигентные люди, считала Марина Сергеевна, должны обсуждать и клеймить позором человеческие пороки спокойно, интеллигентно, а хоть бы и за спиной… Но не так же! С криком и руганью. Как торговки на рынке. Трясти телесами. Доводить человека до слёз.
- Знаешь, Маринсергевна, помолчи уже. Такие как ты, сочувствующие всем и всякому, всю Россию и профукали! Молчали, соглашались, делали вид, что ничего нет происходит…Происходит! Мы скоро чужие будем в собственной стране! Такие как она будут приезжать, и занимать наши квартиры, рабочие места, детские сады и школы.
- Так ведь она русская, это её историческая родина, она домой вернулась. Вы же сами Евгения Александровна, всё радовались, что она воссоединилась со своим народом, после стольких лет жизни на чужбине. – Марина Сергеевна была женщина добрая, но справедливая, а справедливость требовала напомнить Евгении Александровне её же собственные слова.
- Не надо передёргивать! Я не так говорила, не в этом контексте! А чего это ты её так яростно защищаешь, а? Маринсергевна? Смотри, она ещё и тебя подсидит, и место твое займет!
Марина Сергеевна закусила губу и подумала. И что это я. Против всего коллектива. Я этих женщин уже полтора десятка лет знаю, а Татьяну без году неделя. И чего ради я должна её защищать?
Женщины ещё немного, но горячо обсудили беспредельную лживость и наглость некоторых человеческих натур и разошлись по рабочим местам.
К Татьяне они больше не приставали. Они её вообще не замечали. На чаепития она по старой привычке приходила.
Однако, чувствуя нескрываемую неприязнь коллег, перестала. Она почти не разговаривала ни с кем, обсуждая только служебные темы.
Однако, чувствуя нескрываемую неприязнь коллег, перестала. Она почти не разговаривала ни с кем, обсуждая только служебные темы.
Но Татьяна не унывала. Она уже проходила подобный негласный бойкот товарищей по труду. Там, в той жизни, в стране ставшей чужой. И вот теперь всё повторяется снова. Но уже на исторической родине…
Главное, вести себя ровно. Хорошо работать. Как ни в чём не бывало. Быть корректной и вежливой. Не слушать намёков. Не ловить взглядов. Не давать поводов.
Татьяна повода не давала. Но само её существование на рабочем месте не давало покоя коллегам.
Особенно Евгении Александровне, которая исключительно из соображений торжества справедливости сходила к начальству и поговорила о несоответствии Татьяны занимаемой должности.
Особенно Евгении Александровне, которая исключительно из соображений торжества справедливости сходила к начальству и поговорила о несоответствии Татьяны занимаемой должности.
Начальство удивилось. Татьяна зарекомендовала себя как грамотный, дисциплинированный работник. Претензий к ней не было никаких. Но, чтобы успокоить взволнованную Евгению Александровну, радеющую за общее дело и производительность труда, начальство пообещало подумать.
А тут ещё и племянник начальства женился, привез в город свою жену иногороднюю и слёзно просил пристроить её хоть на какую-то должность. Не на рынке же торговать?
Начальство подумало и согласилось пристроить жену племянника без внятного высшего образования и трудового опыта к себе на работу. На радость племяннику, Евгении Александровне и во имя торжества справедливости.
Потому что это справедливо, считало начальство. Зачем держать в коллективе человека, разрушающего высокий корпоративный дух и единство своим безответственным поведением?
Теперь надо было избавиться от Татьяны.
А сделать это было непросто. Работала она ещё более добросовестно, на удушающую атмосферу не реагировала, увольняться сама не собиралась.
Начальство поручило Евгении Александровне самой подумать над этой проблемой и доложить о её решении.
Евгения Александровна приободрилась. Понимая, что торжество справедливости неотвратимо и осталось совсем чуть-чуть до его окончательной победы, она не стала ломать голову, устраивая мелкие провокации. Она просто задержалась после работы в кабинете, задержала Татьяну и, спокойно глядя ей в глаза, предложила уволиться.
- На каком основании? - осторожно спросила Татьяна, давно ожидавшая этого разговора.
- На основании несоответствия занимаемой должности.
- А если я не уволюсь?
- Вы умная женщина. Чрезвычайно умная. Поэтому вы должны понимать, что работать здесь больше не будете. Предприятию предстоит реорганизация, произойдет сокращение штатов и вас сократят.
- Хорошо. Пусть сокращают. Но сама я увольняться не буду.
- Голубушка, я вас понимаю, - Евгения Александровна придала голосу мягкости и даже взяла Татьяну под локоток. – Я вас понимаю, но и вы должны понять. Если вы уволитесь, вы встанете на биржу труда, там вам найдут хорошее место, и мы дадим самые лучшие рекомендации! У нас ведь город маленький, кадровики любят наводить справки на поступающих сотрудников. Очень любят. А если вы не уволитесь, то вы останетесь не только без работы, но и без положительных рекомендаций. И тогда вам будет трудно найти престижную работу. Конечно, торговать трусами на рынке вам никто не запретит, но с вашими амбициями….
Татьяна написала заявление на увольнение и сразу получила трудовую книжку, не отрабатывая положенные две недели.
На её место пришла длинноногая жена племянника начальства, которая первым делом надела наушники, воткнула их в компьютер и погрузилась в мир необъятного интернета.
Женщины недоумённо переглянулись, но попыток вытащить жену племянника начальства в мир реальный не предпринимали. Надеялись, что вот-вот она привыкнет к новой обстановке и начнёт работать.
Жена племянника к новой обстановке привыкла, но работать не начала. Она была смешлива, общительна. Выныривая из монитора, рассказывала тёткам забавные истории и случаи из интернет-жизни.
Тётки смирились и раскидали её работу между собой. А что такого? Девочка молодая, неопытная, жизни не знает, да пусть немного посидит, присмотрится, опыта наберётся. Так рассуждали они между собой на традиционных чаепитиях.
Иногда в отдел заходило начальство и, добродушно улыбаясь, спрашивало:
- Ну как молодое поколение трудится? Без замечаний?
Женщины улыбались, кивали головой, шутили и соревновались в комплиментах молодому поколению.
А молодое поколение скромно перебирало стопку документов. Потупив глаза. Чтобы никто вдруг ненароком не заметил циничный взгляд с отблеском торжества справедливости. Работайте-работайте, дорогие тётки, и не вякайте! Хотя, вам даже и в голову не придёт вякать. Кто же из этого уютного офиса добровольно уйдёт? Это понятно. И это справедливо. Вышли бы вы в свое время замуж за племянника начальства, и у вас была бы тихая, спокойная и сытая жизнь.
........................................
........................................
Эту историю мне рассказала Марина Сергеевна, прибавив, что Татьяна сразу после увольнения оказалась в больнице, что-то там с нервами, мужик её бросил, конечно, квартирная хозяйка отказала в квартире. Теперь она с матерью, с братом и с дочерью живёт в муниципальной однушке, происхождение которой так никто и не знает.
- Тебе её не жалко? – спросила я Марину Сергеевну.
- Да, понимаешь, по-женски, жалко, конечно. Наше-то бабьё, сучки крашены, набросились на неё как собаки на кость…А с другой стороны – нечего врать было…Завралась уже по уши. Да и хитрость эта… Противно!
- Но вы ведь ничего толком о ней не знали, одними слухами питались. И можно было бы и не раздувать скандал. В конце концов, какое вам дело до её квартиры и её мужика? Она работу свою выполняла? Выполняла. А уж как она себе жилье выморочила, вам-то что?
- Как это что? В городе квартир нет! Сколько семей с детьми живут десятилетиями в общаге…
- Да знаю я, знаю, но вот вы устроили ей обструкцию – и что? Сразу нуждающаяся семья получила эту квартиру? Вы кому-то помогли улучшить жилые условия? Нет! Вы отправили человека на больничную койку, а на её место получили ленивую профурсетку, которая будет сидеть у вас на шее, пока сама не уйдет из отдела. На повышение, разумеется. И кому стало лучше?
Марина Сергеевна разволновалась и раскраснелась.
- А дело уже не в том, кому лучше. Дело в справедливости! Ей по блату устроили всё – работу, квартиру. За какие заслуги? За красивые глазки? Тогда сиди и молчи, не ври, не рассказывай сказки про свою судьбу несчастную! Не надо нас всех за дур принимать, понимаешь? Она ведь потешалась над нами! Ещё бы! Так ловко всех одурачить!
- Послушай, она лично тебя считала дурой? Лично над тобой потешалась? Лично тебя дурачила?
Марина Сергеевна возмущенно захлопала глазами.
- Причём тут я? Я говорю о коллективе!
- Значит, ты набрасывалась на неё только потому, что ты с коллективом?
- Почему это? Я выражала своё мнение, я тоже так считаю! Я что должна молчать?
- А почему бы и нет? В конце концов мы на работу ходим, чтобы работать, а не гнобить друг друга… Сидела бы, работала спокойно, производительность труда повышала.
- То есть весь коллектив вместе, в корпоративном духе и единстве делом занят, активную жизненную позицию демонстрирует, а я одна сиди, работой занимайся? Так?
- Ну, да, как-то так! Неужели не противно в общем лае гавкать? Что интересного в чужой жизни, не понимаю… Тут свою бы жизнь в порядок привести, отмыть грязь да по местам всё расставить, так нет. В собственной жизни бардак и разруха, а мы всё лезем в чужой дом с совком и веником… И с рупором. Чтобы наши призывы к справедливости далеко были слышны…
Марина Сергеевна с недоумением уставилась на меня.
- С совком в смысле - советский? А рупор тут при чём?
Я поняла, что Остапа опять понесло, и миролюбиво предложила.
- Я хотела сказать – не суй свой нос в чужую жизнь! Жизнь такая короткая, быстрая, лучше же на себя её потратить, на детей своих, на мужа любимого….чем на всех Татьян мира…По-моему, это справедливо! Здоровый эгоизм!
- Не понимаю…Меня на всех, и на детей и на мужа хватает! И на справедливость ещё остаётся.
- Да забудь ты об этой справедливости! У каждого человека она своя и часто они не совпадают. Что же, убивать друг друга? Сиди спокойно, делай своё дело честно, не грызи ближнего своего…
Марина Сергеевна расхохоталась.
- Обалдела, что ли? Тогда они меня грызть начнут! Ты что не знаешь, как это делается? Они мне всё припомнят, и как я работу работала, когда девку клевали, и по какой цене я тортики на день рождения покупала, и к кому моя дочь на свиданки бегает … Оно мне надо? Я спокойно хочу работать, понимаешь. Спокойно. Без нервотрёпок. Здоровый эгоизм, как ты говоришь… Я вообще, не понимаю, чего ты свой нос в мою жизнь суёшь? Не надо. Со своей лучше разберись. А я уж как-нибудь. Сама.
Journal information