Я не умею взятки давать.
Один раз, правда, пришлось.
Но сопровождалось это действо таким неудобством с обеих сторон, что до сих пор как вспомню, так ёжиться начинаю. Нехорошо это, унизительно как-то…
Но сопровождалось это действо таким неудобством с обеих сторон, что до сих пор как вспомню, так ёжиться начинаю. Нехорошо это, унизительно как-то…
Это было в 1998 году.
Папе сделали операцию по удалению опухоли в легком. В одной из государственных клиник Санкт-Петербурга. Бесплатно.
Папе сделали операцию по удалению опухоли в легком. В одной из государственных клиник Санкт-Петербурга. Бесплатно.
После операции мы с сестрой долго совещались, как будем взятку доктору давать.
Делать этого мы с ней категорически не умели, не хотели, но страх за папу и осознание, что жить иногда приходиться по понятиям, а не по закону, заставили нас думать об этом.
Пришли к выводу, что да, взятку оперирующему хирургу непременно надо дать. Хирург нам нравился, операция прошла успешно и это будет жест благодарности с нашей стороны, а не взятка…так мы себя успокаивали.
Навещали мы папу по очереди и вот когда уже и деньги были собраны и в конверт уложены, сестра мне и говорит.
- Взятку будешь давать ты. Я врач. Мне это делать неприлично!
- Как это я?! Я не умею, я никогда не давала...Наоборот, ты, как коллега, по-свойски. Кстати, откуда он знает, что ты врач?
- Я сказала ему. Да он сам бы догадался, мы с ним на одном языке говорили, понятно, что я врач. И что, как я буду ему деньги в руку совать?! Да ни за что! Придется тебе!
Я ещё маленько повалялась в обмороках, но сестра была непреклонна.
А дело всё в том, что она, будучи врачом, никогда не брала от пациентов даже традиционной коробки конфет. Считала это взяткой и, имея от природы грозный взгляд, заработала себе репутацию непреклонного доктора. Поэтому пациенты её любили, но подарки дарить боялись. Поэтому дать взятку папиному доктору сестра могла бы только в состоянии глубокого наркоза…
Вот почему отдуваться пришлось мне. Собственно, как всегда..
И вот я сижу в папиной палате с огромной книгой "Отец Иоанн Кронштадтский в воспоминаниях самовидцев".
Я всю болезнь папину с этой книгой прожила, что-то было невероятно успокаивающее в её бесхитростных рассказах. В тот раз я привезла её папе почитать.
Сижу, прижав к себе книгу о батюшке, и думаю только о том, как я конверт отдам. А конверт в книге. А мне страшно неудобно. Мне страшно! И неудобно…
Заходит врач, сухощавый мужчина, лет 40, с очень усталым лицом. Это была наша первая встреча после операции. Хирург доброжелательно посмотрел на меня, поговорил с папой и сообщил, что восстановление идёт нормально и будем надеяться. Он уже повернулся, чтобы уйти из палаты и тут я, отключив сознание, чтобы не выпендривалось и не подавало ненужных сигналов, встала и пошла за ним.
Врач удивленно взглянул на меня, я забормотала, что мне надо поговорить, он согласился, я поплелась на ватных ногах к нему в кабинет, он стал мне объяснять папино состояние и перспективы на будущее, я смотрела на него в совершенном анабиозе, плохо слушая и мало понимая, что он говорит. К груди я прижимала книгу об отце Ионне с денежным конвертом внутри.
Вид у меня, видимо, был совсем придурковатый, потому что хирург замолчал и озадаченно на меня уставился.
И тут я открыла книгу, вытащила конверт и положила его на докторский стол с бормотанием о нашей благодарности врачу, который столько сделал для папы.
Мужчина изменился лицом, грубо меня прервал и грубо сказал. Как отрезал.
- Уберите сейчас же это. И никогда не пытайтесь даже близко подходить ко мне с конвертами. Вы поняли меня? Никогда!
И лицо у него было очень злое.
Пожалуй, большего стыда в своей жизни я не испытывала никогда. И паралича сознания тоже.
Я не могла взять деньги со стола назад, это было бы ещё ужасней.
Я не могла и слова сказать в своё оправдание, потому что моя мозговая деятельность зависла.
Я даже пошевелиться не могла! Я впала в глубокий ступор и единственное, что жило ещё на моём окаменевшем лице, это глаза. Потому что врач внимательно посмотрел на меня и вдруг лицо у него расслабилось. Он вздохнул.
- Хорошо. Я возьму эти деньги. С вашим папенькой мне придётся ещё повозиться. Спасибо.
Секунду мы смотрели в глаза друг другу…
Это был диалог без словесной мишуры и узоров, когда идёт обмен эмоциями на абсолютно чистом молниеносном канале связи, когда не успеваешь не то что наврать, прикинуться кем-то не успеваешь…
И он понял, как мне было стыдно и неловко, и пожалел меня, а я была ему благодарна за это.
И я молча вышла из кабинета.
И доктор сделал всё, что мог и папа после операции прожил ещё почти год.
Вот такая у меня была история взятки.
А вчера я увидела смешную короткометражку с абсолютной другой историей взятки. Очень смешную. И очень печальную.
Сначала решила не торопиться выкладывать её на своей страничке, но что-то мне подсказывает, что этот короткий метр может быстро исчезнуть со всех мониторов страны.
Journal information