Грузинское многоголосие. Опять батюшка

Сигнахи, город вселенской любви и грузинской предприимчивости, упрямо не хотел отпускать нас.

Дух города, материализованный в физическом теле Гии Асиладзе, подхватил наши дорожные сумки, распахнул стеклянную дверь отеля и закричал грозным голосом:

- Не спи, Важа! Проснись! Гости пришли!

В крохотном холле, покойно оплыв в больших мягких креслах, уютно спал немолодой  грузный мужчина.

От крика Гии он сонно распахнул глаза и подскочил.

И сказал, да, да конечно, у меня есть очень хороший номер, только для вас.
Мы поплелись за Важей по коридору отеля, похожего на большой и чистый офис.

Вот Важа распахнул дверь, и мы увидели одну большую двуспальную кровать.

- Нет, - закричали мы в два голоса. – Нам нужен номер с двумя односпальными кроватями.

Важа растеряно смотрел на нас.

Видимо ничего не понимал. Видимо продолжал спать.

Потом бодро закивал головой и повел нас в другой номер.

Там стояли три кровати. Односпальные. Мы очень удивились и сказали, что нас всего двое, потом посмотрели на утомленное лицо Важи и подзаткнулись. Потому что нефиг разглядывать даренного коня.

Мы поблагодарили Важу, покидали сумки и пошли на настоящую грузинскую свадьбу.
В ресторан Пиросмани.
Через дорогу от отеля. Идти было недалеко и поэтому приятно.

Поэтому мы совсем не удивились, когда Гиа сказал:

-  В ресторан зайдём через окно.

А почему бы и нет? Через дверь, поди, все в ресторан входят…

А через окно?

Мы прошли вдоль пафосного входа и больших торжественных окон, завернули за угол и остановились напротив небольшого окна, гостеприимно распахнутого в черноту улицы.

Подошли. Перелезли через подоконник.

И очутились в подсобном помещении ресторана.

В комнате, опоясанной стеллажами  с посудой, с пачками кофе, чая, каких-то коробок и пакетов стоял большой стол. Уваленный, не уставленный, а уваленный тарелками с едой.

За столом сидели наши вчерашние знакомые – друзья детства.

И… батюшка.

Признаюсь, видение православного священника с бокалом вина  в подсобном помещении ресторана… и нас, влезающих в комнату через окно… порядком разорвало мои нейронные связи, основанные на  сочетании процессов дифференциации и интеграции в коре больших полушарий мозга, при осуществлении высших нервных функций и поведения, в основе которых лежит механизм временной связи.

Однако сидящих за столом джентльменов, наш вход через окно нисколько не удивил.
Они обрадовались, приветственно зашумели, усадили нас за стол и, как водится, тут же стали закидывать едой.

Я с ужасом смотрела на грузинское изобилие, понимая, что мой дикий голод вдруг позорно сбежал из организма, увидев эту мощную армию еды! Сбежал только от её вида! Такая психологическая атака…

Веселье давно было в разгаре, но ради нас мужчины начали поднимать тосты по новому кругу.
За предков, за родителей, за память и за благодарность.
За Грузию, за процветание страны и всего грузинского народа.

Здесь я воспользовалась жующей паузой и произнесла коротенько, минут на сорок прочувствованную речь о грузинском православии. Сказала, что у меня есть знакомые священники из русского духовенства, с которыми я дружу и нежно их люблю, но вот выпивать с ними за одним столом не ещё не доводилось. Потом я кратко остановилась на привлекательной особенности грузинского духовенства быть максимально близкими к своему народу. И как народ, должно быть, это ценит. 

Я говорила долго.

Дело в том, что когда я вижу священника, мне всегда хочется упасть с ним в полемический дискурс. О смысле бытия, о роли человека и православия в этом бытие.

Но в силу того, что перед русскими батюшками я страшно робею, осуществить это сложное коммуникативное явление мне ещё не удавалось.

Поэтому я с таким чувством и жаром стала объясняться перед грузинским священником.

Батюшка слушал меня внимательно. Не перебивал. С обаятельной улыбкой на миловидном лице, выражение которого не менялось во время моего прочувствованного спича. Я слегка удивилась, заметив это, потом ещё немного помитинговала, потом сказала себя строго – Ира, заткнись, батюшка не понимает русского языка! И я заткнулась. И выпила. И все выпили вместе со мной.

А в это время за стеной гуляла во всю мощь настоящая грузинская свадьба.

Мы с Алиной периодически выбегали в зал, посмотреть, какая она, настоящая грузинская свадьба?

Оказалась, что такая же, как и русская!

Много людей сидят за столами. Много едят и пьют. Ну, разве что тамада не заставляет почтенную публику обматываться туалетной бумагой и прыгать по залу. Конкурсов на грузинской свадьбе нет. Есть застолье, тосты, разговоры и много музыки.

К сожалению, мы  не видели начала, поэтому полной картины праздника у меня нет.

Мы видели грузинские танцы.
Жених, красавец молодой в стильном модном костюмчике танцевал лезгинку с одной из подружек невесты.
И было это так красиво!
Парень из 21 века уверенно, легко и зажигательно кружился в ритме танца своих предков.
Вот такая преемственность поколений. Вот такая духовная скрепа.

Периодически к нашему маленькому, уже почти семейному столу подходили бравые грузины из зала. Исключительно мужчины.  Родственники молодых. Нам их представляли, мы пили за новобрачных и грузины уходили.

Женщины в нашем помещении не появлялись вообще.

Даже  официантами были  парни. Они носились из зала к нам и обратно в зал, стуча посудой, разливая чай, кофе… Вытирали пот, о чём-то тихо переговаривались.

Периодически батюшка останавливал кого-нибудь из них, по-отечески что-то говорил ласково…подбодрял, видимо.

Я  восхищалась увиденным!

Так мы сидели на настоящей грузинской свадьбе, имея, однако полную от неё автономию. Мы с Алиной постоянно выбегали в зал, смотрели танцы, приплясывали в ритм барабанов, и было нам хорошо и весело. Как дома. Среди родных и друзей. Мужчины относились к нам с джентльменским вниманием, поддерживая разговор лёгкий и необременительный.

В очередной раз, пританцовывая на ходу, я вернулась из свадебной залы, уселась за стол и услышала на чистом русском языке интересное предложение.

- А давайте сделаем селфи!

Предложил батюшка. Мне.

Я потеряла дар речи, боднула головой, батюшка быстро взял свой мобильник и сделал селфи. Со мной. А потом, лучезарно улыбаясь, сказал:

- А теперь на ваш телефон.

Я попыталась вернуть дар речи и промычала, что я не умею делать селфи. Батюшка улыбнулся ещё больше и сказал. На чисто русском.

- Ничего, ничего, давайте ваш телефон!

Я отдала ему свой телефон, и мы сделали селфи. С батюшкой. Вместе. Оба два. На чисто русском языке.

Здесь необходимо заметить, что я терпеть не могу селфи. И никогда их не делаю. Хотя умею, конечно. Поэтому святому отцу я наврала. В чём раскаиваюсь бесконечно.

После селфи я быстро вернула себе дар речи, способность соображения и заявила:

- Батюшка, а давайте сделаем просто общую фотографию, все вместе, с Алиной.

Батюшка захохотал, и мы сделали нормальную  фотографию с человеческими лицами.

Вообще, батюшка был невероятно смешлив.

Он смеялся часто и очень заразительно. Так заразительно, что я, не понимая о чём речь, непроизвольно хохотала вместе с ним.

К нему периодически приходили какие-то мужчины. И с улицы через окно и из ресторанного зала через дверь. Они говорили что-то на грузинском, потом, обернувшись к нам, делали перевод на русский язык, из которого было понятно, что батюшка человек самых прекрасных человеческих добродетелей.

Батюшка хохотал и поднимал бокал.

В какой-то момент мы оказались за столом одни – я, батюшка и вновь пришедший мужчина, который произнес очередной спич в честь батюшки и, подняв бокал, сказал, что за батюшку до дна.

Как я заметила – грузины не выпивают сразу весь бокал. Многочисленные тосты и долгие застолья этому не способствуют.

И это весьма разумно.

Поэтому, отпив несколько глотков, я уже хотела было поставить бокал на стол, как увидела, что батюшка, смотрит на меня во все глаза и лукаво посмеиваясь в свою могучую бороду, скандирует. На чисто русском языке.

- Пей до дна! Пей до дна!

Я выпила.

И, прости Господи, подумала, что если бы не его духовный сан и не мои преклонные лета, я бы заподозрила неладное…

Но так как мои преклонные лета и духовный сан батюшки не давали мне повод заподозрить неладное, я восторженно подумала. Вот это да! Вот это батюшка!
Вот это отношение к людям. Не просто братское. Высшая степень христианской любви и смирения!
Вот это да!

Вот так проходил вечер, плавно переливаясь в ночь.

Приплясывая, похохатывая, выпивая и шутя.

И не было у застолья начало. И не было у застолья конца.

В какой-то момент мы с Алиной поняли, что пора выдвигаться.
Выдвигались так же. Через окно. По-английски. Не прощаясь.
Ну а как можно прощаться, переваливая через подоконник  сытое пузо?

Просто вылезли в окно, и пошли в ближайших сквер – три елки, два платана – покурить в тишине и покое.

С нами пошел Гиа – надёжный друг и толкователь особенностей грузинской жизни.

Сели на лавку возле памятника не помню кого, и закурили, радостно впитывая покой тихой грузинской ночи.

Напротив курили два парня, из гостей свадьбы. Молодые, красивые. Сначала мы не обратили на них никакого внимания, пока они не вытащили пластиковую бутылку и не стали азартно в неё что-то вдувать, прикрывать.

Мы выпучили глаза.

Парни, заметив наше удивление, доброжелательно улыбнулись и гостеприимно предложили:

- Марихуана. Хотите?

Мы с Алиной вежливо отказались.

Еще марихуаниного дыма из бутылки нам не хватало!!!

Потом уже Гиа объяснил, что это было. Но я не буду его цитировать, потому что пропагандой наркотиков не занимаюсь.

Ну и вот.

Мы ещё немного посидели и пошли в свой номер чистить зубы и облачаться в пижамки.

Впечатлений этого дня было так много, и они были такие удивительные, что мы  уснули быстро, без затей и выпендрёжа.

Утро в отеле было не идеальным. Обыкновенным.

Из смывного бачка вдруг полилась горячая вода. И остановить её было невозможно. Что-то там, в трубах Сигнахи перемкнуло…

Мы уезжали из города Любви на маршрутке.

Нас провожал Гиа.

Я смотрела на залитую солнцем площадь  Ираклия II.

На ряд квадроциклов, разнообразных моделей и конструкций. В этих машинках мужчины Сигнахи катают по городским крутым улочкам туристов.

Я смотрела на китайских девушек. Они традиционно что-то жевали в ожидании маршрутки.

Я смотрела на городских собак. Они сонно бродили по площади, выискивая тень. И засыпали в тени. Сладко и спокойно.

Мне  грустно было уезжать. Очень.

Я полюбила этот город и его жителей. Добродушных, лукавых, смешных, непосредственных.

Они щедро одарили нас с Алиной такой чистой и бескорыстной любовью, что отрываться от неё, уезжать, было больно. До слёз.

Но мы уехали.

Чтобы вернуться. Через год. На неделю. Мы обещали.