Я лихорадочно готовилась к отъезду.
В первую очередь решила избавиться от валютной наличности.
Греметь долларами в 90-е было опасно для жизни.
Получив за недвижимость 9000 зелёными бумажками, я решила перевести их на свой валютный счёт, предусмотрительно открытый в России.
Я смело пошлёпала в центральный мариупольский банк и сказала, что мне надо перевести в Россию доллары. На меня сонно посмотрели и буркнули, что такие операции не производят.
Я пошла в другой банк, в третий. Везде отвечали отказом.
Валютных отношения с Россией украинские банки не имели.
Обалдевшие от августовской жары сотрудники отмахивались от меня, как от осенней мухи, и на моё справедливое недоумение никак не реагировали.
В последнем банке сердобольная тётенька, увидев моё скукоженное лицо, посоветовала:
- Ну и чего вы так расстроились? Зачем вам этот счёт? Делайте, как все поступают, и будет всё хорошо!
- А как все поступают?– заинтересовалась я.
- Как, как… Просто! Зашейте доллары в трусы и поезжайте с Богом.
- Как в трусы?!? Да в эту жару я в долларовых трусах и ходить не смогу!
Тётенька жалостливо улыбнулась моей умственной ущербности, и я поняла. Таки да. Зашивать куда-то придется. Но куда?
Дело в том, что к этому моменту мой гениальный план отъезда был безжалостно порушен.
Я была уверена, что Игорь погрузит в машину священный скарб и отправится с ним в Сосновый Бор.
А я с бабушками, с сыном и с долларами поеду домой на поезде. Но дальнобойщик заявил, что без хозяйки барахла он даже мотор заводить не будет.
Я впала в ступор.
Ехать с незнакомым мужиком три дня в одной кабине?!
Нет. На это я пойти никак не могла.
Я заголосила.
Нафига, говорю, я тебе нужна, только рядом с педалями путаться буду, болтать и нервировать. С тётками ехать в рейс плохая примета. Тётки визжат, блажат и капризничают.
Я упиралась, как могла. Рисовала леденящие душу картины своего безнравственного поведения. Но водитель был упрям.
Вот ведь, опять подумала я ошеломлённо, вот ведь как втрескался в меня! Вот это любовь!
Я заткнулась, только поставила условие – ехать буду с сыном. Игорь согласился, а я погрузилась в размышления.
Отдать бабушкам ребёнка я не могла. Ни при каких условиях.
Отдать бабушкам валюту тоже.
Значит, всё драгоценное надо брать с собой.
И это должно быть всегда при мне. Чтобы случись что, а я хвать и бежать…
По случаю невероятной жары я собралась ехать в шортах и в футболке.
Прятать деньги на тело было неудобно и нелепо.
Можно было зашить их в обивку дивана, мелькнула шальная мысль. А вдруг случись что, тут же мелькнула вторая шальная, и что я скажу, ой, подождите, я только диван распорю и валюту достану?
Наконец, после длительных раздумий я решила.
Деньги положу в блокнот с красной обложкой. Прямо под обложку и положу. Блокнот брошу в дорожную сумку мешковатого вида. А сумку брошу под ноги. Тупо, но очень удобно. Случись что, я мгновенно схвачу сумку, сына и удеру.
Кстати, вариант разворачивания событий под условным названием «случись что» конкретного выражения не имел. Из суеверного страха я запрещала себе думать о возможных ужасах в дороге.
Всё, что могло случиться неожиданного и страшного, я обозначила словами «случись что» и просто была к этому готова.
Вообще, страх и ужас были моими самыми преданными друзьями все три месяца.
Я засыпала со страхом, а просыпалась с ужасом.
Я боялась всего.
Что не продам дом. А если продам, то меня кинут с деньгами. А если не кинут, то ограбят по дороге. А если не ограбят, то бабушки заболеют. А если не бабушки, то сын.
Страхи росли как снежный ком. Но показывать их нельзя.
Бабушки, перепуганные души, переживали ещё больше.
Поэтому я всегда была бодра и весела. Я лучезарно вселяла уверенность в благополучный исход нашего сложного предприятия.
Как известно, страх обладает паралитическим действием. От страха можно умереть. Без всякой опасности из внешнего мира. Я знала это и постоянно боролась с тем, что прочно обосновалось в моём сознании.
Я сказала себе строго, что мне необходимо оставить после себя хорошую память. И тогда этот город отпустит меня в целости и сохранности.
Поводов оставить после себя добрую память подворачивалось предостаточно.
Однажды пришла тётенька посмотреть дом. Расхаживая по комнатам, она уставилась на карнизы для штор, сделанные моим папаней ещё на Сахалине. Карнизы были хороши! Деревянные, с фигурными боковинками, они идеально подходили для узких окон.
Тётенька смотрела на них восторженно, как ребёнок на новую игрушку.
- Вам они нравятся? – спросила я.
- Очень! Я всё никак не могу подобрать карнизы такого размера для своих окон.
- Да и забирайте!
Тётенька отшатнулась.
- Вы что! Я бы купила, честное слово, но у меня с деньгами сейчас…не очень…но …
- Я вам отдаю! Даром, то есть бесплатно! Сейчас всё свяжем в кучу и забирайте!
Тётенька улетела при огромном счастье.
Мои страхи получили хороший удар.
Потом я позвала соседских мужиков в папин гараж с просьбой забрать себе, всё что хотят.
Папа был очень хозяйственным. В гараже у него хранилось много всякого добра в идеальном порядке.
Соседи удивились, сказали, что так нельзя, надо продавать хоть за маленькую денюжку. Пришлось прикрикнуть и пригрозить, что тогда всё богатство достанется новому хозяину. Мужики быстро растащили содержимое гаража.
А я стала по-тихому, чтобы бабушки не видели, раздавать всё, что было можно раздать…
Эти смешные мелочи имели огромный психотерапевтический эффект.
Или от самовнушения, или от человеческой благодарности, но я на самом деле придушила свои страхи.
Я вдруг обрела глубокое пофигистическое спокойствие.
Хотя можно предположить, что к концу августа мой организм был так измотан, что ему было глубоко и широко наплевать на всё, что творилось вокруг.
Поэтому перспектива три дня ехать в одной кабине с долларами, ребёнком и незнакомым мужиком меня уже не тревожила.
Ехать же. Не на себе везти.
Вот на себе везти я уже ничего не могла.
Устала.
Священный скарб рабочие Игоря грузили накануне отъезда.
Когда я увидела огромный КАМАЗ, я ахнула и сказала, что барахла, конечно, много, но машина будет полупустая.
Игорь хохотнул и ответил, что тогда он поставит мой диван не боком, а на ножки, и я буду всю дорогу спать на собственном диване.
Началась погрузка.
Бабушки пребывали в суетливом беспокойстве, пытаясь украдкой спрятать в кузове любимую сковородку 1917 года рождения и такую же кастрюльку.
Бабушки пребывали в суетливом беспокойстве, пытаясь украдкой спрятать в кузове любимую сковородку 1917 года рождения и такую же кастрюльку.
Священный скарб заполнил всю машину!
Я слегка обалдела, увидев, как двери кузова буквально поджали огромную гору тюков, коробок, ящиков…
Немыслимое количество барахла!
Отъезд был назначен на раннее утро.
Мама вышла нас провожать. Они с тетей Валей уезжали на следующий день питерским поездом.
Мы уже сидели в кабине, когда мама вдруг, словно что-то вспомнив, торопливо обошла машину и, задрав голову, глядя на Игоря с мольбой и со слезой в голосе, заявила:
- Я вас очень прошу, довезите моих детей до дому живыми. У меня кроме них никого нет….
- Мать, ты что, мать... - Игорь растерянно крякнул и посмотрел на меня.
Я хихикнула и сказала, мама не волнуйся, ситуация под контролем, Игорь настоящий мужчина, довезет и нас и барахло живыми.
Мама закивала головой и торопливо отошла в сторону.
Мариуполь отпускал меня спокойно.
Все были живы и здоровы. Меня никто не обманул и не ограбил.
Метод добрых дел и доброй памяти сработал.
Мы медленно стали покидать дом, улицу, город, страну в которой моя семья прожила 18 лет счастливой жизни.
Самое сложное было позади.
А впереди три дня и две ночи в одной кабине с загадковим українським чоловіком.
Текст украсили pin-up девушки художника Gil Elvgren
Текст украсили pin-up девушки художника Gil Elvgren
(продолжение тут)
Journal information