Давным-давно, когда я была молодой и пугливой и работала под руководством нашего Директора впервые (дело в том, что сейчас я работаю под руководством нашего Директора вторые, нет вторично…нет, тогда, значит, давным-давно было первично? Нет повторно….. тьфу)
Короче, давным-давно, когда я первый раз пришла работать на студию, мы все были молоды.
И наивны.
И верили в светлое будущее.
И наивны.
И верили в светлое будущее.
Тогда ещё никто не знал, что Директор - биоробот, да он и сам не знал, поэтому очень любил, как простой директор, нас поучать.
Всему.
Жизни.
Творчеству.
Как писать тексты.
Как снимать сюжеты.
Как сажать картошку.
Как мыть руки перед едой.
Как ловить рыбу на тухлого червяка…
Всему.
Жизни.
Творчеству.
Как писать тексты.
Как снимать сюжеты.
Как сажать картошку.
Как мыть руки перед едой.
Как ловить рыбу на тухлого червяка…
И вся студия стонала, плакала, скрежетала зубами, но слушала и училась. А куда было деваться? Из любви к прекрасному искусству приходилось приносить себя в жертву.
Приносила себя в жертву и я.
Шли годы.
Моя самооценка поднималась, а вместе с ней поднималась волна протеста против нравоучений Директора.
Но человек я была крайне стеснительной, хамить не могла, и каждый раз, выслушивая очередную порцию поучений, изнемогала от клокотавшей во мне яростной покорности. Вот такой оксюморон…
Но человек я была крайне стеснительной, хамить не могла, и каждый раз, выслушивая очередную порцию поучений, изнемогала от клокотавшей во мне яростной покорности. Вот такой оксюморон…
И вот однажды, заловив меня буквально на взлёте, я летела в студию писать голос, Директор завёл меня в свой кабинет и стал поучать.
Я даже присаживаться за стол не стала, времени не было вообще, и я стояла перед Директором, переминаясь с ноги на ногу, старательно пытаясь хоть как-то… ну хоть как-нибудь…ну хоть неожиданно…или внезапно…исчезнуть.
Директора несло.
От общей концепции телевещания в стране он плавно перешёл к частной концепции развития телевидения в нашем городе, затем в нашей студии и затем непосредственно ко мне, как к редактору, человеку и гражданину.
Я стала впадать в сомнамбулический транс и вдруг, совершенно неожиданно для себя, я шаркнула ножкой и чётко, по-пионерски, вскрикнула:
- Да, Юрий Павлович!
Директор продолжал выдавать одну концепцию за другой. На каждом предложении улучшить, углубить и расширить, я шаркала ножкой и звонко рапортовала:
- Да, Юрий Павлович, конечно, Юрий Павлович, обязательно, Юрий Павлович, непременно, Юрий Павлович!
Директор очнулся не сразу, нет….
Ещё какое-то время его директорское сознание весьма благодушно воспринимало это искреннее подтверждение моей благонадёжности и готовности … Всегда! Как один! Догнать и перегнать!
Он замолчал вдруг, подозрительно на меня посмотрел и спросил:
- Я что-то не понял…Ты что, издеваешься, да? Я не понимаю…
- Что вы, Юрий Павлович! Нет, Юрий Павлович!
Директор замолчал окончательно, отправил меня работать и погрузился в долгое раздумье.
Больше таких затяжных концепций лично я от него не слышала…
Это я к чему все.
В экстазе полемики с человеком, имени которого я никогда в жизни никому не скажу, я так прямо в лоб и в глаз у него спросила:
- Вот сейчас я что-нибудь плохое о нашей жизни сказала? Хоть одно слово? Ты говоришь, что жизнь налаживается, и я говорю, что она налаживается, ты за Исаакий и я за Исаакий, ты за народ и я за народ! Вот сейчас ты в чём меня можешь обвинить?
Человек посмотрел долгим, испепеляющим моё сознание демоническим взглядом и, наконец, произнес голосом районного прокурора:
- Да, сейчас ты всё сказала правильно…Но ты это сказала с такими интонациями, что становится очевидно – ты всё равно против!
Каково?!
Уже теперь интонации не нравятся.
Так у меня голос от рождения такой визгливо ехидный, и что теперь?
Слова говорю правильные? Правильные. К словам претензий нет? Нет. А уж все остальное…
Но что-то мне подсказывает…. пора, пора над голосом поработать…
Journal information