314-летие. Фрагменты праздника. Академия Штиглица

День города в Петербурге отмечали три дня.

Мы захватили один, 28 мая, небольшими, но очень колоритными фрагментами.

Памятуя, что праздник создается в человеческой душе, независимо от обстоятельств, мы отправились в Питер уже празднично настроенные!
Не забыв прихватить с собой некоторые обстоятельства, способные значительно его улучшить.

Наша первая и главная цель - ювелирная выставка «Сокровища Петербурга» в исторических интерьерах Большого выставочного зала Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии имени А.Л. Штиглица.

На самом деле, выставка мне нужна была только для того, чтобы за двести рублёв эти самые исторические интерьеры увидеть.
Ибо в любое другое время простым смертным в Академии бродить не положено!

Я очень хотела заглянуть в «один из авторитетнейших российских вузов, ведущий подготовку специалистов в сфере изобразительного, декоративно-прикладного искусства и дизайна, основанный в 1876 году на средства, пожертвованные бароном Александром Штиглицем» (Интернет)

Я очень хотела попасть в «главный корпус академии, в здание, спроектированное первым директором этого учебного заведения — архитектором М. Е. Месмахером»

Я очень хотела постоять под «грандиозным стеклянным куполом, являющимся одним из заметных достижений российской строительной техники конца XIX века»

И вот мечта моя сбылась.

Великолепие внутренних интерьеров академии описывать занятие неблагодарное.
Их необходимо увидеть! Погрузиться в благородство линий, красок, форм.

Там каждый метр площади дышит красотой и благородством!
Поэтому так неуместно и пошло смотреть на ювелирную выставку, суетливо сверкающую "в композиционной доминанте здания, в большом выставочном зале,  напоминающем внутренний двор итальянского палаццо".

Барон Александр Штиглиц устало взирает из-под облупленного потолка на это пиршество золота-серебра.

 Я смотрела на него и воображала, что вот, случилось бы чудо, и барон бы ожил!
Встал бы он со своего мраморного кресла огляделся по сторонам, ужаснулся бы, выгнал торгашей и стал реанимировать своё детище, так бесстыдно и вульгарно разрушаемое потомками.

Подобно гипсовой копии большого фриза Пергамского алтаря с отбитыми ногами, руками, но всё ещё величественного и грозного, здание академии производит впечатление величественное…но… с такими же отбитыми руками и ногами….

Чтобы сильно не расстраиваться и не впадать в пессимизм, мы выпили по 50 грамм академических. Между мольбертами на старых стульях, испачканных вековой масляной краской.
И пошли бродить по академии.

Академия жила своей обычной студенческой жизнью.
 В просторном коридоре прямо на полу симпатичные студентки торопливо трудились над ватманом. Хвосты, зачеты, сессия.
Я с удовольствием вспомнила собственное недолгое преподавательское служение молодежи на ниве высшего образования!

На дверях аудиторий висели запрещающие вход бумажки.
Видимо, многочисленные посетители выставки так досаждали учебному процессу, что от них решили гневно отгородиться!

А потом ко мне подошла дама и попросила сделать ей фотографию на память. И чтобы на фоне большого фриза.
И чтобы красиво и задумчиво.

Я сделала фото на память и решила поговорить.
Я люблю говорить с незнакомыми людьми.
Правда, чтобы не шокировать человека своей назойливостью, я представляюсь журналистом.

Человек успокаивается и спокойно ведёт беседу.

Истинная петербурженка Татьяна всегда приходит в академию Штиглица во время выставки, чтобы полюбоваться на интерьеры. Моя новая знакомая была  хрупка, грациозна. Она словно парила над землей. И при этом странным образом  гармонировала с тяжёлой стариной интерьера. ,
Татьяна страстная поклонница балета. Когда-то играла в театральной студии. Теперь ходит на занятия фламенко.
Я восхитилась её выбором и позавидовала жизни в Питере.

- У нас в Сосновом Бору, - пожаловалась я скорбно, - порядочному человеку негде даже каблуками постучать!

Татьяна горячо стала меня уверять, что фламенко есть везде и надо только искать, не лениться.

Потом мы поговорили про возраст женщины, который, на самом деле, растет только до 39 лет.
И навечно останавливается  на этой цифре! И горе тому, кто думает иначе.

Потом Татьяна процитировала слова Маленького принца и вдруг испуганно ойкнула:

- Господи, я не помню автора… француз, летчик, Господи, я вижу его лицо, но не помню его фамилии. Как стыдно…не помнить автора Маленького принца…Ну вы-то точно знаете, вы ведь журналист…

На лице женщины замелькала паническая атака.

Я радостно её успокоила.

- Конечно, знаю, это Хэмингуэй!

Татьяна испуганно захлопала ресницами.

- Нет, ну что вы, что вы, нет, не Хэмингуэй, француз, вот я лицо его вижу, а фамилию не помню!

- Да, бросьте мучиться, конечно, француз, лётчик, любитель выпить и покурить,  это Хэмингуэй, - продолжала упорствовать я, с ужасом понимая, что 50 грамм академических было многовато.

Надо было принять 45 грамм.

И тогда бы я точно вспомнила фамилию автора Маленького принца.

Мы долго боролись со склерозом. Склероз победил.
Мы плюнули на память, на Маленького принца, на его автора и расстались, довольные друг другом.

Надышавшись атмосферой высокого искусства, мы вышли на Соляной переулок и за углом академии увидели приглашение посетить мастер-классы художников.

Посетили.

Это ужас.

Объясните мне кто-нибудь, почему проводить мастер-классы для желающих припасть к Прекрасному надо вот в таком ободранном пыльном с облупленными старыми стенами проходном дворе?

Во дворе, который заканчивается страшной старой дверью «Центр дизайна и полиграфии»?

И ведь самоотверженные люди рассказывали детям и взрослым о живописи, о прикладном искусстве…
Как в такой нищете можно учить Красоте?

Чтобы сильно не расстраиваться и не впадать в пессимизм, мы выпили ещё по 50 грамм академических.

Прямо на Соляном переулке.  У стен академии Штиглица.

И пошли в Михайловский сад.
Ощутить атмосферу праздничного веселья, к которому страстно стремились наши души.
Но об этом я напишу завтра потому что сегодня мне лень.